Таро Золотой Зари. Часть 3

Поговорив об отцах-основателях Г.О.З.З., следует остановиться и на других членах Ордена. В качестве примера предлагаю обратиться к несколько неожиданному персонажу - поэту Уильяму Батлеру Йейтсу. Его можно назвать недооценённым и недостаточно раскрученным на русскоязычном пространстве тарологом школы Золотой Зари, хотя периодически делаются попытки представить Йейтса одним из вдохновителей творчества Памелы Колман-Смит (например, в известной русскоязычному читателю лекции Роже Паризиу «Фигуры танца»). Йейтс печатался в журнале, который она издавала, сотрудничал с ней по разным вопросам, в том числе, возможно, повлиял и на её видение таро. Хотя этот пункт спорный, так как колода была нарисована Памелой Колман-Смит всё же под руководством Уэйта, с которым у Йейтса было явно разное видение системы Г.О.З.З. Другим выдающимся тарологом, с которым связывают Йейтса, был Алистер Кроули, с которым они были также знакомы и, возможно, влияли друг на друга в поэтическом и магическом творчестве. Как известно, Йейтс был активным членом Г.О.З.З., следовательно, обязан был упражняться с таро, которое занимало немаловажную часть орденских практик.
В Национальной библиотеке Ирландии сохранились тетради Йейтса с записями ритуалов, где можно обнаружить также информацию о картах. Так, в тетради, озаглавленной 2°=9°, есть отсылка к 21 ключу таро (аркан «Мир»), и рядом приведен собственноручный рисунок Йейтса в духе школы Г.О.З.З. Также в библиотеке хранятся карты, принадлежавшие поэту, но не нарисованные им неосредственно (всего известно о трёх принадлежавших ему колодах таро, на одной из которых его рукой указаны соответствия карт, согласно системы Г.О.З.З., второй владела, вероятно, его жена, а третьей — дядя, Джордж Поллексфен, которые также состояли в Ордене).

Рисунок Йейтса из дневника с ритуалом 2°=9°

 В текстах Йейтса неоднократно встречаются аллюзии к картам таро, в частности, есть предположение, что именно с арканом «Башня» связан часто встречающийся символ башни в творчестве поэта. С другой стороны, символ башни в поздней лирике (например, в сборнике «Башня» 1928 года) может быть связан не непосредственно с картой «Башня», а с дозорной башней, находившейся в купленном Йейтсом в 1917 году поместье. Символ башни встречается также в других поздних произведениях, например, в стихотворении «Кровь и Луна» из сборника «Винтовая лестница» есть фраза «Я утверждаю: эта башня есть мой символ», что используется некоторыми историками таро как доказательство предпочтения Йейтсом именно аркана «Башня», хотя башня здесь может быть также символом как реального сооружения, так и духовного стержня вообще (не говоря уже о фрейдистских толкованиях). Интерпретировать как однозначно связанные с таро сложно и такие символы, как «дурак», «отшельник», «луна», «меч» и другие, часто встречающиеся в лирике Йейтса, даже если все они встречаются в пределах одного стиха, как в произведении «Символы» из сборника «Винтовая лестница и другие стихи» (1933). Кэтлин Рейн также видела аллюзии к колоде таро в историях о Рыжем Ханрахане (1897), где упоминаются в том числе карты и карточные игры, тасующий колоду сумасшедший старик, который становится проводником Ханрахана в волшебный мир. Образ шута, дурака, встречается и в других произведениях Йейтса. Но снова следует сказать, что даже когда образ из стиха очень похож на сюжет того или иного аркана таро, это не обязательно означает, что автор стиха хотел намекнуть на карту, а может свидетельствовать о влиянии образности таро на поэтический язык Йейтса.
При том, что каких-то теоретических работ по таро, насколько я знаю, Йейтс не написал, сложно говорить о его вкладе в оккультную тарологию ХХ века без оговорок, на основании только знания о его несомненном интересе к картам и карточной символики в художественных произведениях. Тем не менее, строя дискурс об оккультной тарологии и школе Герметического Ордена Золотой Зари, коснуться таких персонажей будет очень полезно, поскольку они демонстрируют роль таро в жизни магов Ордена. Йейтс же ещё и очень удобен для исследования в связи с тем, что свои взгляды он выражал единственным допустимым для посвящённого публичным способом - через стихи.